ПРЕДЫСТОРИЯ

Судя по тексту «Книги Велеса», она создавалась в VIII–IX веках н. э. в Древнем Новгороде при князе Бравлине, а затем при варяге Рюрике волхвом Ягайлой Ганом*. Писались тексты также и в Суроже, и в Киеве при Аскольде.

Затем в Новгороде, где правил Ярослав Мудрый (978–1054), сии книги продолжали изучаться княжеской семьей. Ярослава в народе прозвали Мудрым за то, что он любил книжную мудрость и основал великую библиотеку, когда стал Киевским князем. Дочь его Анна Ярославна унаследовала от отца страсть к книгам. И когда она была отдана замуж за короля Франции Генриха I Капета, она перевезла во Францию многие старинные манускрипты, в том числе и рунические книги и свитки.

Это было её приданым, и очень ценным. Точно так же потом и Мария, дочь императора Византии Константина Мономаха, выданная замуж за сына Ярослава Всеволода, привезла с собой греческие античные манускрипты (в том числе единственный дошедший до нашего времени полный список «Илиады» Гомера, в конце XIX века выкраденный из России профессором Маттеи).

Во Франции сии книги стали храниться в королевской библиотеке. Известно, что на славянском Евангелии, писанном глаголицей, из библиотеки Анны (так называемое Реймское Евангелие), потом клялись при восхождении на трон короли Франции, и этот обычай был установлен Анной.

Да и дохристианские манускрипты, песни Бояна и Златогора, надо полагать, оказали влияние на французскую и немецкую поэзию. По крайней мере, влияние сюжетов песен Кама (волхва) Златогора можно проследить в «Песнях Хамдира» из «Старшей Эдды». И в той же «Эдде» упоминается князь Ярослав (Ярицлейв), перенесённый в эпические времена. Возможно, Анна, при дворе коей было немало певцов и музыкантов, переводила некоторые песни Златогора и Бояна, и придворные певцы подхватывали сюжеты тех песен — так они входили в культурную жизнь Западной Европы.

Потом сии древние славянские манускрипты хранились в основанном Анной Ярославной аббатстве Санлис.

Книги из библиотеки Анны Ярославны хранились в аббатстве Санлис почти 800 лет до начала Великой Французской Революции. Тогда, в 1791 году, при падении монархии, в Версале заседал «Клуб друзей закона», разрабатывающий конституцию рождающейся французской республики. Библиотекарем сего клуба, распоряжающимся также и всеми рукописными древлехранилищами французских королей, тогда на короткий срок стал Пауль Очер, он же русский граф Павел Александрович Строганов (его отец русский вельможа А. С. Строганов был одним из учредителей масонской ложи «Великий Восток Франции», коя в то время была одной из главных организующих сил революции).

При посредстве П. А. Строганова тогда и состоялась передача значительной части королевского архива, в том числе и славянских рунических манускриптов в российское посольство, и так перешла в собственность посла П. П. Дубровского. Петр Петрович тогда приобрёл всё, что представляло ценность, все древние манускрипты Франции — от античных и египетских свитков, византийских книг до книг старофранцузских, писем французских королей и библиотеки Анны Ярославны.

В 1800 году П. П. Дубровский вернулся в Россию. Первые годы на родине ему пришлось очень трудно, ибо он был по навету отчислен из Коллегии иностранных дел и выслан из Петербурга. И только приход к власти царя Александра I в 1801 году отменил высылку П. П. Дубровского.

В 1804–1805 годах П.П. Дубровский устроил на своей квартире что-то вроде «Музеума», куда он приглашал любителей старины и искусства. У него бывали А.С. Строганов, главный директор императорских библиотек, библиофил П.К. Сухтелин, будущий директор Публичной библиотеки А. Н. Оленин. Бывали у него и ученые — митрополит Евгений Болховитинов, немец Ф.П. Аделунг.

Кстати, Ф. П. Аделунг составил описание библиотеки П.П. Дубровского и опубликовал его в Лейпциге в 1805–1806 годах, причём в этом описании он упомянул и о рунических книгах из библиотеки Анны Ярославны*.

О библиотеке Анны также сообщила заметка, опубликованная в марте 1805 года в «Вестнике Европы» (№ 5, ч. XX, с. 54): «Известно, что сия княжна основала аббатство Санлис, в котором все её книги до наших дней сохранились. В сём месте найдены они г. Собирателем (П. П. Дубровским) и куплены недешевою ценою. Упомянутая домашняя библиотека, состоит большей частью из церковных книг, написанных руническими буквами, и других манускриптов от времён Ольги, Владимира... Наши соотечественники, знатнейшие особы, министры, вельможи, художники и литераторы, с удовольствием посещают скромное жилище г-на Дубровского и осматривают богатейшее сокровище веков, которое, конечно, достойно занимать место в великолепнейших чертогах».

Потом о собрании древностей П. П. Дубровского рассказал «Северный вестник» (1805, ч. 5, № 2, 210–229; ч. 6, № 4, c. 85–98; № 5, с. 207–222).

Однако положение П.П. Дубровского оставалось и в эти годы весьма плачевным. Денег не хватало ни на скромное жилье которое он снимал, ни на содержание родственников (сестёр), переехавших к нему. Видимо, тогда, чтобы как-то свести концы с концами, он и продал некоторые рукописи из своей коллекции (и есть основания полагать, что именно самые ценные, рунические книги из библиотеки Анны) крупнейшему коллекционеру начала XIX века, ученому-археографу Александру Ивановичу Сулакадзеву, с которым Петр Петрович был дружен. Передача их коллекционеру А.  И. Сулакадзеву была оправдана и тем, что в государственных хранилищах они вряд ли смогли бы уцелеть, ибо в них орудовали немецкие профессора, вывозившие ценнейшие манускрипты из России. Они тогда стали развивать «норманнскую теорию» и объявили Россию варварской страной.

В дальнейшем судьба П. П. Дубровского не раз менялась. Он был и в милости у императора, стал директором «Депо манускриптов» при Публичной библиотеке, построенной при участии А.С. Строганова. А потом, и вновь по навету, попал в немилость, кончил свою жизнь в нищете. Нас же интересует дальнейшая судьба славянских рунических манускриптов, тех, что в один из сложных периодов жизни П. П. Дубровский продал А.И. Сулакадзеву.

До нас дошёл каталог рукописей библиотеки А.И. Сулакадзева, так называемый «Книгорек»*. В нём, в отделе «книги непризнаваемые, коихъ ни читать, ни держать в домехъ не дозволено», он, по видимому, упоминает и «Книгу Велеса».

Там записано: «Патрiарси. Вся вырезана на буковыхъ доскахъ числомъ 45», внизу прибавлено: «Ягила Гана смерда в Ладоге IX века, о переселенцахъ варяжскихъ и жрецахъ и письменахъ, въ Моравiю увезено». «Патрiарси» значит — «Патриархи». Возможно, Александр Иванович здесь имел в виду рассказы о прародителях из «Книги Велеса». Ягил Гана, он же Ягайло Ган по происхождению, видимо, западный славянин, ставший ладожским и новгородским волхвом. Он создатель и составитель сего извода «Книги Велеса», а также и хранитель и копировщик более древних хроник. Непонятна заметка о том, что именно и когда было увезено в Моравию. Может быть, в Моравию была увезена какая-то копия «Книги Велеса»? Или до нас дошла копия? В каталоге А.И. Сулакадзева указан и иной извод «Книги Велеса»: «Криница, 9 века, Чердыня, Олеха Вишерца, о переселенiях старожилыхъ людей и первой вере». Кстати, есть город Чердыня на реке Вишера в Пермской области, бывшей вотчине Строгановых: сию книгу А. И. Сулакадзев скорее всего приобрёл у сих меценатов, поддерживавших российскую науку и изучение славянских рун.

Собрание А. И. Сулакадзева представляло из себя целую библиотеку славянских ведических книг, лишь некоторые из них могут быть с той или иной степенью уверенности отождествлены с ныне известными. Например, «Молнiяникъ», «Китоврас», «Пчела» и т. д. Но иные названия «отречённых» книг, либо заметки, толкующие их содержание, ничего не говорят современным исследователям. Например, «Лобъ Адамль, X века, рукоп. смерда Внездилища, о холмахъ новгородскихъ, тризнахъ Злогора, Коляде вандаловой и окруте Буривоя и Владимiра, на коже белой», «Коледникъ V века дунайца Яловца, писан. въ Кiеве, о поклоненiяхъ Тройскимъ горамъ, о гаданiяхъ въ печерахъ и Днепровскихъ порогахъ русалами и кикиморами», «Волховникъ... рукопись VI века Колота Путисила, жившаго в Русе граде, въ печере», «Поточникъ 8 века, жреца Сонцеслава», «Путник IV века», некая рукопись «Перуна и Велеса вещания в киевских капищах жрецам Мовеславу, Древославу и прочим...», относящаяся к V либо VI веку. Была у Сулакадзева и какая-то книга, «писанная рунами». Особо интересен следующий памятник. «О китоврасе; басни и кощуны» (примечание: «На буковых досках вырезано и связаны кольцами железными, числом 143 доски, 5 века на славенском»). Вероятно, в неё входил прообраз известной сегодня повести о «Соломане и Китоврасе», в которой без сомнения угадывается позднее, с привитыми библейскими мотивами, переложение древнего ведического мифа. Как представляется, эта книга была собранием славянских мифов, реставрация которых ныне возможна только по устным легендам и дошедшим до нас народным книгам (смотри «Звёздную книгу Коляды», М., 1996).

В начале XIX века о славянской рунической библиотеке говорили много. Особенно популярна была эта тема в учрежденном А. С. Строгановым, также Голицыными и Воронцовыми, Неклюдовыми и знаменитым поэтом и вельможей, министром юстиции, Г.Р. Державиным обществе «Беседе любителей русского слова». Кстати, именно у наследников Неклюдовых уже в XX веке была обнаружена сама «Книга Велеса».

В «Беседе» бывали тогда крупнейшие деятели культуры, прославленные литераторы, к примеру Пушкин, Гнедич и другие. Бывал там и историк Карамзин, знаменитые антиквары, учёные. Обсуждались тогда в сем обществе и рунические книги из сей коллекции, затем перешедшие к антиквару Александру Ивановичу Сулакадзеву. Тогда же Г. Р. Державин в журнале «Чтения в Беседе любителей русского слова» (Кн. 6. СПб., 1812) опубликовал несколько строк из рунического «Боянова гимна» и два «новгородских оракула». Тема славянских рунических памятников получила хождение и даже известность в кругах высшей знати. На собрания в «Беседе любителей русского слова», проходивших в великолепном дворце Г. Р. Державина, что близ Измайловского моста, собирался весь столичный высший свет. О сей новой моде мемуарист В.Ф. Вигель писал тогда так: «Прекрасный пол являлся (на собрания в «Беседе») в бальных нарядах»; «дамы и светские люди, которые ровным счётом ничего не понимали в происходившем, не показывали, а может быть даже и не чувствовали скуки. Они были исполнены мысли, что совершают великий исторический подвиг...» Однако вскоре «мода» прошла, а когда ушли из жизни Г.Р. Державин и А.С. Строганов о славянской рунике «в свете» и вовсе забыли. Спустя пять лет после известий о сенсационной находке славянских древностей, упоминания о сих рунических рукописях внезапно исчезли даже из печати. На двести лет! Только ныне нам удалось завершить ту работу и опубликовать полностью «Боянов гимн» и «Книгу Велеса».

Почему так получилось? Очевидно, что всё дело было в реакции православных учёных-филологов на предлагаемые памятники. А она была подобна отклику некоторых современных учёных на «Книгу Велеса». Лингвист А.Х. Востоков (наст. фамилия Остен-Сакен) так в частном письме охарактеризовал язык одного памятника из собрания А.И. Сулакадзева: «Исполненное небывалых слов, непонятных словосокращений, бессмылицы, чтобы казалось древнее». Языковому анализу «отречённые книги» не подвергались, опубликованы не были. И поныне всё «языческое» у нас клеймится. И очень непросто возвращать в национальную и мировую культуру сокровища древнеславянской мысли, поэзии и искусства. Сохранились и следы дальнейших странствий славянских рунических рукописей. После смерти А.И. Сулакадзева его вдова София фон Гоч-Сулакадзева (в девичестве Шредер) стала распродавать его манускрипты. Кое-что было куплено коллекционерами (так, в собрании Дурова, хранящемся ныне в РГБ, до нас дошёл «Буквозор» и некоторые иные важные бумаги А.И. Сулакадзева). Копия «Оповеди» и ныне хранится в Финляндии, в Новом Валааме (и до сих пор не опубликована, хотя с ней знакомились многие учёные). А дощечки «Книги Велеса» приобрёл член «Беседы любителей русского слова» граф Николай Васильевич Неклюдов (подробнее об этом чуть ниже). Также часть рукописей попала в Эрмитаж, в библиотеку императора.

С эрмитажным собранием славянских рунических рукописей знакомилась в 1880-х годах археографическая комиссия во главе с председателем её, известным «норманистом» А. А. Куником, согласно его письму, хранящемуся в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина (стоит ли удивляться тому, что сия комиссия никак не отреагировала на славянские руны?).

В 1928 году в «Сборнике отделения русского языка и словесности» (Том 101, № 3) вышла статья киевского историка Миколы Макаренко «Молитвенник великого князя Владимира и Сулакадзев». В сей статье Микола Макаренко упомянул о том, что в 1916 году он копировал в Эрмитаже рунические рукописи из собрания А.И. Сулакадзева (к сожалению, эти копии погибли в 1971 году в Казани после смерти его вдовы).

Известно также (со слов Хранителя Эрмитажа Б.В. Сапунова, коему рассказал прежний Хранитель), что в 1919 году библиотека и архив императора были конфискованы и вывезены ЧК из Петербурга в Москву, где их поместили в ЦГАОР (ныне Госархив РФ). Но теперь в этом архиве нет сих рукописей, хотя есть следы интереса императорской фамилии, например, к отзывам Евгения Болховитинова о «Бояновом гимне», там хранится подлинник одного отзыва, привезённый из Новгорода (надо было постараться, чтобы отыскать сей отзыв в частном архиве, надо было знать что искать и где, а это непросто).

Большая часть библиотеки императора была распродана в 20-х годах советским правительством. Так, известному нью-йоркскому букинисту Перлштейну тогда было продано 1 тыс. 700 томов (в сущности, он купил оптом всю библиотеку Николая II). Впрочем, если верить американским каталогам, в сём собрании не было старинных манускриптов. Сохранились также следы интереса к руническим манускриптам со стороны одного спецотдела ГПУ, который неофициально называют «оккультным», или «13-м» отделом (начальник Г. И. Бокия). Так, сохранилось письмо эксперта сего отдела А. В. Барченко за 1928 год, в коем он обсуждал с тибетологом Цыбиковым славянские руны. Может быть, где-то в тех архивах и поныне хранятся какие-то следы славянских рунических рукописей, но утверждать это мы сейчас не берёмся. Мест, в том числе и за рубежами России, где могут находиться следы сих манускриптов, множество. Нужна программа поисков и серьёзное их финансирование.

Так или иначе, но многие книги из собрания А.И. Сулакадзева исчезли и, по-видимому, безвозвратно. Но кое-что ещё может быть найдено — так, как это и произошло с «Книгой Велеса».

Следы сей книги после продажи её Николаю Васильевичу Неклюдову после 1830 года также имеются. Дело в том, что сия книга была найдена в усадьбе Задонских-Неклюдовых под Великим Булюком в 1919 году. А об истории усадьбы Задонских* и её библиотеки было рассказано непосредственно владелицей и наследницей сокровищ своего рода, Екатериной Васильевной Задонской, в девичестве Неклюдовой (1834 – 1919) в книге «Быль XIX столетия», выпущенной в Харькове в 1908 году.

Начинается книга мемуаров Екатерины Васильевны со слов для нас замечательных: «В старину свято хранили семейные предания. Наши деды с точностью знали своё родство, своё происхождение и все дела своих отцов. Наши бабушки за грех почитали, что их внуки забывали о предках своих...» Это святое преклонение перед предками, перед наследством, оставшимся от них, судя по всему и спасло «Книгу Велеса». И можно понять, что именно на неё постоянно ссылается Е.В. Задонская, именуя сей манускрипт: «Дедушкиной Книгой» Эта «Дедушкина Книга», по её словам, наполнена «откровениями и повелениями». Екатерина Васильевна даже пишет, что сия «Книга» «пробуждает в ней иные силы», и поэтому она идёт по «пути света», или по «пути мистиков». И в сём «Пути» мы узнаём «Путь Прави» из текстов «дощечек».

А сама великая «Дедушкина Книга» впоследствии была унаследована Екатериной Васильевной, которая и перевезла её, вместе со всей дедушкиной библиотекой, в имение мужа, во дворец князя Задонского. Такой и была судьба одной из книг библиотеки А.И. Сулакадзева.

Идя по следу сих рукописей нами также был найден в рукописном хранилище библиотеки РНБ в Санкт-Петербурге другой манускрипт из той же библиотеки, а именно «Боянов гимн». И не исключено, что это не последняя находка. Но без поддержки продолжать исследования (особенно в зарубежных архивах) крайне трудно. Помощь нам крайне нужна, но доселе таковой нет и вряд ли предвидится. И это уже ныне ведёт к гибели оставшиеся рунические памятники. Но как же была спасена сама «Книга Велеса» в XX веке?

О нахождении «Книги Велеса» мы знаем благодаря сообщению Юрия Петровича Миролюбова (1892–1970), в архивах которого долгое время хранилась её копия.

В 1919 году, во время гражданской войны, дощечки «Книги Велеса» были найдены офицером Белой армии, полковником артиллерии, командиром Марковского дивизиона Али Изенбеком (в крещении Федор Артурович) недалеко от станции Великий Бурлук близ Харькова в имении князей Задонских-Захаржевских. Библиотека Задонских-Неклюдовых была разграблена в революцию, после того, как владельцы усадьбы были изрублены местными красногвардейцами. Потом Бурлук перешёл к сахаровцам, затем к деникинцам, в нём был расквартирован Марковский дивизион, где и служил полковник Ф.А. Изенбек.

Федор Артурович Изенбек интересовался историей, он осознал ценность находки. Осознал настолько, что в условиях войны, отступления, решил спасти дощечки. Вестовой Изенбека Игнатий Кошелев собрал ветхие, к тому же уже потоптанные солдатами, дощечки, спрятал их в морской мешок. В таком виде они долгое время путешествовали вместе с отступающей Белой армией. В Феодосийском порту Игнатий Кошелев, пропадавший до этого долгое время, появился перед самым отплытием парохода, на коем покидал родину Ф.А. Изенбек. Игнатий Кошелев перебросил мешок с дощечками полковнику и перекрестил его на прощание.

Книга оказалась за границей. Сначала в Гелиополе, потом в Белграде. Там Ф.А. Изенбек предлагал дощечки купить Белградлскому университету, но предложение осталось без внимания. По непроверенному свидетельству П.Т. Филипьева об этом сообщила заметка в белградской газете «Новое время», напечатанная в первой половине 1923 года.

После Изенбек отправился в Париж, а в 1925 году переехал в Брюссель, где получил место художника по росписи тканей на фабрике Тапи. Там в «русском клубе» Изенбек и познакомился с Юрием Петровичем Миролюбовым, бывшим деникинским офицером, в то время работавшим лаборантом на химическом предприятии. Но друзьями они стали далеко не сразу. Только в 1928 году, узнав о том, что Ю. П. Миролюбов — литератор, пишущий на исторические темы, Изенбек пригласил его к себе домой и указал на лежавший в углу мешок. Он сказал, что содержимое мешка может его заинтересовать. Юрий Петрович мечтал сочинить поэму о последнем князе языческой Руси Святославе, и потому находка источника, написанного на древнеславянском языке, была для него бесценной. Юрий Петрович даже поначалу взялся за поэтическое переложение «дощек», насколько смог их понять. В том же 1928 году безымянная копия этого переложения (страничка текста) было послана А. Куренкову. Об этом он упомянул в «Жар-птице» (сентябрь 1953). Но после связь с Куренковым надолго прервалась.

Пятнадцать лет затем Ю. П. Миролюбов работал с «Дощечками Изенбека», время от времени приходя в его мастерскую и оставаясь там запертым на ключ. Миролюбов переписывал, с трудом разбирая текст и, по его словам, занимаясь реставрацией дощечек («стал приводить в порядок, склеивать...»). Также он вспоминал: «Я смутно чувствовал, что я их как-то лишусь, больше не увижу, что тексты могут потеряться, а это будет урон для истории...» Потом Ю.П. Миролюбов сделал около десяти «светокопий» (дощечки II 16 а, б, иные не были опубликованы). Сделать же около 100 фотографий он не мог, сие не позволил Изенбек, да и это стоило бы целое состояние, а он был безработный эмигрант, живший на средства жены-медсестры.

12 августа 1941 года, после объявления Германией войны Советскому Союзу, с Ф. А. Изенбеком случился удар и он умер. Бельгия была оккупирована нацистами. Ю. П. Миролюбов потом написал, что дощечки «Книги Велеса» тогда же были «изъяты Гестапо вместе с 600-ми его картинами».

В письмах Ю.П. Миролюбова упоминается также Марк Шефтель (которого он путает с неким Пфейфером). Сей Шефтель, немец, эмигрант из России, был ассистентом в Византийском отделе Брюссельского университета у профессора Экка и интересовался дощечками, предлагал свою помощь в расшифровке текстов ещё до войны (по свидетельству Ю. П. Миролюбова). Потом в письмах в П. Т. Филипьеву сей М. Шефтель отрицал это. Также он утверждал, что уехал из страны в мае 1940, когда в неё вступили оккупационные войска. Однако, по непроверенным сведениям, полученным в Брюсселе профессором Радивоем Пешичем, он страны не покидал, а работал тогда в фашистской организации «Himmler’s Ahnenerbe» («Наследие предков»). Но, может быть, его и в этот раз путают с П. Пфейфером, сотрудником «искуствоведческой разведки» этой организации. Как полагают, именно Анэнербе изъяло дощечки Изенбека.

Таким образом, сами дощечки ныне могут храниться, в архивах Аненербе. «Ahnenerbe» занималась этно-культурными исследованиями в оккультном нацистском духе, устраивала экспедиции на Тибет, собирала исторические реликвии на оккупированных территориях. Известно, что большая часть архивов «Ahnenerbe» после войны перешла в руки советского командования. Затем они тайно хранились (и по сию пору хранятся) в Москве. К ним не подпускают почти никого. И кто знает, может быть, лежат там среди других реликвий мировой культуры также и дощечки «Книги Велеса».

Дощечки исчезли из ателье Ф. А. Изенбека между августом 1941 и мартом 1942 года. Ю. П. Миролюбов, которому по завещанию они должны были перейти, пытался их искать. Соранились документы: свидетельство о завещании Ф. А. Изенбека, обращение в департамент полиции о пропаже картин и дощечек («tablet») за 1942 год. В июне-августе 1944 года Ю.П. Миролюбов обращался в картинные галереи Брюсселя, где искал пропавшие картины и дощечки. Сохранились ответы на бланках 10 галерей Брюсселя. Оригиналы этих документов есть в Музее русской культуры (Сан-Франциско), а копии-микрофильмы с них в ГАРФ (Москва).

Вернёмся в послевоенные годы. После исчезновения «Книги Велеса» Ю. П. Миролюбов, имеющий копию «дощечек», не раз обращался к разным учёным и университетам. И вот спустя семь лет в Сан-Франциско в США русский журнал «Жар-Птица» стал публиковать статьи на темы русской истории, и их писали учёные из «Музея русской культуры». И тогда, в 1948 году Ю.П. Миролюбов написал письмо в сей музей, в Сан-Франциско, в коем сообщал о пропавших дощечках «Книги Велеса».

Потом, в ноябре 1953 года, в журнале «Жар-птица», была опубликована заметка, в коей сообщалось о том, что с помощью Ю. П. Миролюбова «отыскались в Европе древние деревянные «дощьки» V века с ценнейшими на них историческими письменами о древней Руси».

В конце 1954 года Ю.П. Миролюбов перебрался из Бельгии в США, в Сан-Франциско. Он стал разбирать свой архив и перепечатывать на машинке со своей рукописной копии древние тексты, чтобы их размножить и посылать ассирологу, выпускнику Петербургского университета, и бывшему полковнику Белой армии А. Куру (Куренкову), жившему рядом в Пало Алто, а также протоиерею отцу Стефану (Ляшевскому) в Балтимор. Потом и Александр Кур, и отец Стефан приезжали к Ю.П. Миролюбову и сверяли свои машинописные копии с его рукописной копией и снимками. Они делали поправки, ибо Ю.П. Миролюбов, коему было уже за шестьдесят, делал многочисленные ошибки. А Кур при публикации затем и сам сокращал «тёмные места» памятника.

После сего с 1953 по 1959 год в журнале «Жар-птица» публиковались статьи А. Кура, в то время работавшего секретарём «Музея русской культуры» в Сан-Франциско. В этом журнале также начали публиковаться отдельные древние тексты, транслитерированные с дощечек (и правленные А. Куром). Была опубликована одна фотокопия, а также сделаны попытки толкования и перевода нескольких отрывков текста. Тогда же транслитерации с древних текстов, которые выполнил А. Кур, опубликовал в своих книгах С. Лесной (выходили они в Австралии, Канберре, потом в Виннипеге, Париже и Мюнхене). Причём он это сделал без ссылок на А. Кура, воспользовавшись тем, что «Жар-птица» выходила ротапринтом, тиражом до сотни экземпляров). Так С. Лесной приписал себе работу А. Кура, чем вызвал вполне оправданное возмущение с его стороны.

С архивом Ю. П. Миролюбова также много работал протоиерей о. Стефан, автор книги «История христианства в земле русской». В сей книге С. Ляшевский воспроизвёл фотостат с дощечки II 16, аверс. Также он сделал копии с архива, сам их перепечатывал и размножал (его копия через некого Бутова, сотрудника Ю. П. Миролюбова, дошла и до нас). В его архиве сохранился второй фотоснимок, обратная сторона дощечки II 16 (реверс).

После смерти Ю. П. Миролюбова изучением «Книги Велеса» занялся украинец, эмигрант Николай Федорович Скрипник. Он написал серию брошюр «Лiтопис дохристиянськоi Русi-Укра­ни» (Лондон-Гаага, 1972), в которой была воспроизведена большая часть архивов Ю.П. Миролюбова с разрешения его вдовы. В архивах Юрия Петровича оказались ранее не издававшиеся копии с дощечек.

Работали с текстами «Книги Велеса» также в разные годы Виктор Качур (Огайо, США), Борис Александрович Ребиндер (Франция, Руайя), некий Лазаревич (Австралия), Пётр Соколов (Австралия), потом Володимир Шаян (Канада, Онтарио) и Владимир Штепа (Швеция, Нибро) и многие другие. Все они выпускали свои брошюры, переводы отдельных текстов. Но основывались они на уже выпущенных А. Куром древних текстах (часто лишь в перепечатке С. Лесного). П. Соколов имел доступ к архиву Ляшевского с уникальными текстами. Следует упомянуть и неопубликованные из-за «фантазий» работы журналиста и художника П.Т. Филипьева (Сан-Франциско), поскольку он имел доступ к наиболее полным архивам и всем фотостатам.

Что же мы имеем сегодня из первоисточников? Во-первых, две фотографии с аверса и реверса дощечки II 16. Первая фотография с аверса впервые была опубликована А. Куром в январе 1955 года в журнале «Жар-птица» и многократно переиздавалась. Наиболее чёткую копию издал С. Ляшевский в книге «История христианства...». В архиве С. Ляшевского сохранилась также копия с реверса, её впервые издал Н.Ф. Скрипник, но ему достался очень плохой отпечаток. Более ясный был скопирован П. Соколовым и впервые издан В. Штепой в журнале «Fakts» («Факты») № 2 (VI, 1988).

И всё же полный и наиболее ясный оригинал сохранился до наших дней в качестве негатива, выполненного, возможно, ещё Ф. А. Изенбеком. Несколько негативов с этой стороны, несмотря на скверное качество, позволяют и сейчас полностью реставрировать текст дощечки. Копии с негативов (20-х и 30-х годов XX века) были сделаны в 2003 году по заказу Стенфордского университета и ныне они переправлены в различные архивы мира, в том числе в Государственный архив РФ в Москве (фонд 10143, оп. 41, 47, 80.). Также сохранились прориси с 2 дощечек (и 3 осколков) самого Миролюбова или Изенбека. Они находятся в Музее русской культуры (Сан-Франциско), а копии-микрофильмы в Госархиве РФ (Москва).

В Госархив РФ были переданы микрофильмы с большинства копий дощечек самого Миролюбова. А также сводные копии исследователей (прежде всего Куренкова), основывавшихся на имевшихся в их руках документах. Различить сейчас что из них есть оригинал-первоисточник, а что копия непросто, но вполне возможно. К тому же, к несчастью, в архиве П. Т. Филипьева, журналиста из «Жар-птицы», наряду с оригиналами-первоисточниками, в том числе фотокопиями, оказались и его интерпретации «тёмных мест» текстов ряда «дощек». Подобное вольное обращение с источником вызывало активный протест Ю. П. Миролюбова, высказанный им 15 марта 1969 г. на заседании Музея русской культуры. Эти интерпретации не были напечатаны из-за сего отзыва, что вызвало со стороны Филипьева несправедливые нападки на семью Ю. П. Миролюбова. Все эти документы есть в архиве, но к ним нужно подходить с острожностью.

Первоисточники есть также в издании Н.Ф. Скрипника (с двух страниц рукописной копии дощечек 31, 32 и 33). Сия копия была прислана в Россию (в ИНИОН). Также мы имеем ксерокопию с машинописной копии, которую Ю. П. Миролюбов посылал А. Куру. Эту копию нашла госпожа Ж. Миролюбова, приехавшая в Калифорнию, когда разбирала вместе с Любой, дочерью А. Кура, архив её покойного отца. Эту копию размножил Н. Ф. Скрипник. Также мы имеем очень ценную копию (с копии) из архива отца С. Ляшевского.

Откликнувшись на мою просьбу, эту копию прислала мне госпожа Жанна Миролюбова при посредстве директора Института мировой литературы Ф.Ф. Кузнецова в 1994 году. Эта копия ценна тем, что её Ляшевский сверил непосредственно с рукописной копией. Причём оказалось, что в ней содержатся нигде и никогда не публиковавшиеся крупные отрывки текстов из двух дощечек. Она содержит также все приписки, сделанные в рукописной копии Ю.П. Миролюбовым, касающиеся качества дощечек, способа письма, что и как он склеивал и проч., что значительно облегчает работу с текстами и уточняет во многих случаях перевод. Этой копии нет в Музее русской культуры и в Госархиве РФ.